С марта 1998 года работу по ведению творческих встреч продолжает актив клуба [М.Шмотова, М.Ефремова, А.Зеленский, Л.Терская, В.Чернелевский, Н.Мирошниченко, А.Павлючук и др.]. Но такая работа была бы невозможной без финансовой поддержки спонсоров [в настоящее время это Молодежное театральное агентство "ЛеКур" [директор – Л.Курашинова], оплачивающее аренду зала]. Кроме того, значительную финансовую помощь в проведении апрельского заседания клуба оказал Издательский дом "Композитор" в лице И.Дороховой. Именно на средства издательства были приглашены талантливые исполнители – О.Галочкина [виолончель], Ю.Гуревич [баян], С. и Е. Скворцовы [баян и домра-альт], Л.Шуберт [бас-домра], С.Морозов [балалайка], а также знаменитый ансамбль Д.Покровского.
В открывшем концерт сочинении С.Беринского "Il dolce dolore. Largo appassionato" [1990] привлекает тонкая тембровая игра, в которой тембры виолончели и баяна очень органично взаимоперетекают друг в друга, создавая, как правило, слитное и целостное звучание [в отличие от "In Croce" С. Губайдулиной, где подчеркивается их различие]. [В скобках также отметим, что этой слитности звучания не в последнюю очередь способствовало и незаурядное чувство ансамбля, мастерство исполнителей О.Галочкиной и Ю.Гуревича.]
Несомненно, интересно и тембровое решение второго произведения концерта – "Двух гимнов [Mea culpa. Benediktus.]" [1995] для балалайки [С. Морозов], домры-альта [Е.Скворцова], баяна [С.Скворцов] и бас-балалайки [Л.Шуберт, бас-домра]. Все эти народные инструменты [как, впрочем, и баян в предыдущем сочинении] трактуются Беринским с точки зрения нового, современного их слышания, с позиции конца XX века.
В этих двух сочинениях также обращает на себя внимание особая, утонченная чувственность очень высокого вкуса, которая характерна и для многих других произведений композитора. Повышенная эмоциональность высказывания, вообще мало свойственная современной музыке, ярко проявилась и в "Мотете" [1989], фрагмент из которого впервые был исполнен ансамблем Дмитрия Покровского. [Кстати, на ближайшем фестивале "Московская осень" уже планируется исполнение "Мотета" целиком.] Это исключительно сложное сочинение, написанное С.Беринским для смешанного хора a cappella и позже переложенное его ученицей, композитором М.Шмотовой специально для ансамбля Д.Покровского [1998], создавалось под впечатлением землетрясения в Спитаке ["на 7.12.88 г."], унесшего жизни более 25.000 человек.
Сложность заключается не только в экспрессионистически диссонирующих гармониях, которые должны выстраиваться вокальным ансамблем без какой-либо инструментальной поддержки, но и в вербальных текстах, написанных на четырех не столь распространенных языках – древнееврейском [молитва "Поминовение покойных"], церковнославянском [Псалом 50: "Помилуй мя, Боже..."], староармянском [из 12-й главы «Книги скорби» Нарекаци: "Прими со снисхождением, Всемогущий, мольбы горечного сердца моего..."], и латинском [Dies irae, Lacrimosa, Credo, Osanna]. По словам ведущей заседание Марины Шмотовой, Беринскому не было свойственно традиционное [эмоционально сдержанное] отношение к молитве. Экспрессионизм и яркая эмоциональность – эти качества характерны и для других его произведений, связанных с религиозной тематикой [достаточно назвать "Псалмы Давида" для четырех виолончелей].
Фактически в сочинении Беринского мы имеем дело с ярким примером синтетического жанра, объединяющим черты мотета, реквиема [Dies irae, Lacrimosa] и торжественной мессы [Credo, Osanna]. Однако первый жанр здесь доминирует – вспомним средневековые мотеты на разных языках. Тем не менее, у Беринского нет принципиального смыслового контраста этих языковых пластов [что нередко бывало в эпоху Средневековья, когда в одновременности могли звучать и церковные, и светские тексты]. Его художественная задача состоит не в соединении, казалось бы, несоединимого, а в выявлении всеобщего, наиболее ценного и духовно значимого в менталитетах разных культур. Такое объединение в свое время осуществил и А.Шнитке в своей Четвертой симфонии. Пожалуй, здесь интересно различие технологического плана: если Шнитке создает четыре своих, авторских ладозвукоряда [синагогальный, григорианский, обиходный и протестантский], то у Беринского лады в максимальной степени приближаются к своим оригинальным образцам, а музыка часто воспринимается как почти цитатная. Беринский очень органично чувствовал менталитет той нации, на языке которой он писал в каждом конкретном случае. Однако и у С.Беринского, и у А.Шнитке такая "полиинтонационность" в кульминациях приходит к своего рода "общему интонационному знаменателю" [Dies irae и Osanna у Беринского и кода Четвертой симфонии у Шнитке].
В "Мотете" С.Беринского остается важной именно полифония разноязыковых пластов, однако, нередко эти пласты контрастируют, в отличие от средневекового мотета, не только по вертикали, но и по горизонтали [на уровне формы], то есть в целом – по диагонали, в чем выявляется мышление нашего времени.
В заключение хотелось бы сказать об исполнителях. Солисты ансамбля Д.Покровского очень творчески подошли к исполнению этого произведения. В некоторых местах они даже перенесли партию тенора в сопрановую, и тем самым им удалось органично подчеркнуть мелодический рельеф. А в начале "Мотета" звучит скрипка в народной еврейской манере, настроенная на тон ниже – ее также нет в партитуре Беринского. Это нововведение ансамбля Покровского хорошо комментируют слова М.Шмотовой: "Когда я стала интересоваться историей мотета, то обнаружила, что иногда инструмент, действительно, вводился в партитуру для того, чтобы поддержать голос". Именно эта цель была и у исполнителей "Мотета" С.Беринского, сама же традиция в данном случае реализовалась интуитивно.
Исполнение "Мотета" стало своего рода "смысловой кульминацией" концерта, и слушатели неслучайно потребовали повторения на "бис". В тот же вечер, и с не меньшим успехом, это сочинение было исполнено солистами ансамбля и на фестивале "Московский форум" в Рахманиновском зале. Хочется только пожелать, чтобы "Мотет" С.Беринского и в дальнейшем оставался в репертуаре ансамбля, а его исполнительская интерпретация с каждым разом открывала бы все новые грани одного из самых значимых и глубоких произведений композитора.
|